Интервью Дмитрия Ефимовича, не связанное с дистантом (почти)
Про учёбу, первую работу и «200 сортов колбасы» у лицеистов
– Специфика времени моего выпуска заключалась в том, что в городе было два вуза – педагогический и политехнический. Ещё были военные, но это не про меня. В школе я понял, что не технарь, а гуманитарий, и у меня не было никакого другого варианта, кроме как поступать в педагогический, потому что других гуманитарных специальностей не было. В отличие от лицеистов, которые испытывают мучения из-за многообразия образовательных программ (200 сортов колбасы), я столкнулся с другой ситуацией.
Я не предполагал, что буду заниматься педагогикой. Я поступил на специальность «Учитель русского языка и литературы», но слово «учитель» я пропускал, а русский язык и литература – это то, что меня действительно интересовало. Учиться было занятно, интересно, но не могу сказать, что во время обучения в вузе у меня сформировалось понимание, что это моя жизнь. Единственное, что я понял, – мне в школе прикольно. У нас были ребята, которые сказали: «Это точно не про меня», – у меня такого не было. Но страсти у меня не возникло.
Потом, как это часто бывает, череда случайностей. В институте не было военной кафедры, поэтому после института я пошёл служить в армию, а в 95-ом году вернулся. Россия в 95-ом году, в провинциальном городе – это сложная история. Я помню, как вернулся в мае месяце, искал работу, но не находил. Думал: «Надо же как-то жить!». И я понял, что то, что у меня есть – моя специальность. Пошёл в свою родную школу, где сам учился. Там очень удивились и сказали: «О! Учитель русского языка и литературы – мужчина, таких не бывает почти, – ну и, действительно, это тогда редко встречалось. – Конечно, мы тебя возьмём». Первый год вдохновил меня и показал, что это может стать чем-то интересным. Этот драйв, который возникает от ребят, оттого, что ты видишь, что происходит с ними в течение времени и, может, испытываешь иллюзию, что ты на это повлиял, – это очень крутая история.
Тогда я впервые понял для себя, что есть два типа людей: одни выбирают работу ради работы, она приносит деньги, комфорт и так далее, а есть люди, для которых работа должна приносить большой смысл в мир. И если работа без альтруистического шага, без мысли «Я хочу изменить этот мир», – это неинтересно. Это необязательно про учительство, но это очень яркий пример. Я понял, что я тот тип, что выбирает работу, которая интересна. Проработав год в школе и оглянувшись вокруг, я понял, что не вижу другой специальности, которая бы подходила под это, и поэтому решил, что это моя история.
Про «расширение» в Москве
Семь лет я проработал в школе, потом понял, что всё, что можно было сделать там, я сделал. Рамки города узкие, и я больше не видел способов там расти. Я уехал в Москву, потому что думал, что она даст мне «расширение». Так и оказалось.
Изначально в столице я тоже стал работать в школе, но уже через год пошёл в аспирантуру, перешёл на работу в Академию повышения квалификации и переподготовки работников образования, начал писать диссертацию, потом – заниматься образовательным бизнесом. Работал в разных организациях, в частности, в НИУ ВШЭ, преподавая на магистерской программе, курсах повышения квалификации.
Потом в 2015 году, кажется, мне предложили должность директора Лицея. Я абсолютно не предполагал, что это произойдёт. Я долго над этим думал, потому что понимал, какая это сложная история, но нашёл новую формулу для себя: либо я ещё десять лет буду рассказывать другим директорам, как это делается, либо я попробую пойти в реальную школу и сделать здесь то, что мне кажется нужным. Пять лет уже я директор и продолжаю работать на магистерской программе с директорами.
Про не-лидерство и маленькую трагедию в Ульяновске
– Были ли Вы лидером в своей школе, когда учились там?
– Нет, абсолютно. Может быть, это признание, которое я ещё не делал: у меня была не очень счастливая школьная жизнь, я, скорее, проживал и переживал школу. Только в десятом классе у меня как-то что-то стало получаться. Я был обычным, не очень счастливым троечником. Моя версия заключается в том, что взросление у всех происходит в разное время и я был «маленький» тогда, мне было тяжело. Все в разное время встают на ноги, но школьная жизнь не получилась у меня той, которую я вспоминаю с теплотой и большой любовью.
– Вы сказали, что было тяжело работать в школе в Ульяновске. С какими классами Вы работали?
– У меня были в основном средние классы, то есть с пятого класса, мне сразу не давали старших. Правда, у меня была одна маленькая трагедия. Был пятый класс, с которыми у нас всё сложилось. И я горюю до сих пор, что я уехал в Москву, когда они закончили десятый класс, – тогда уже учились одиннадцать лет, – и я не довёл их один год до выпуска. Это, конечно, была просто беда. Но там были смягчающие обстоятельства: фактически мой уход из школы связан не с отъездом из Ульяновска, а с тем, что директор ушла на повышение, и выбор нового директора был между мной и другим кандидатом. Выбрали не меня. Когда он в первый раз пришёл в школу в качестве директора, я на него посмотрел и понял, что не смогу с этим коллегой работать. И он тоже понимал, что работа с человеком, который был его прямым конкурентом, выпускником этой школы, который семь лет проработал в ней, всех и всё знает, при том, что сам директор извне – это изначально конфликтная ситуация. Я осознавал, что не нужно в неё вступать, так что в каком-то смысле был вынужден уйти. У меня были смягчающие обстоятельства, но всё равно я переживал. Могу сказать, – к вопросу про российские реалии, – двадцать пять человек там, кажется, было в классе, мы года через три встретились в Москве с двенадцатью из них. Потому что, к сожалению, очень многие выстраивали свою стратегию как отъезд из города. Мы очень душевно пообщались, поговорили с ними, такими повзрослевшими.
Про «мифологичный» Лицей будущего, судьбу внеучебки и перегорание
– Дмитрий Ефимович, какие у Вас планы на ближайший год как директора и как человека?
– Как директора, наверно, попытаться устроить жизнь здесь так, чтобы не потерять лицейские традиции. Очень сильно волнует внеакадемическая жизнь Лицея. Я думаю, мы в этом все должны сильно расти, и создание медиа команды в онлайн-среде, которая будет чувствоваться как оффлайн – это первая задача.
В чём у нас идея дальше: трёхмесячный весенний дистант показал одну классную вещь – замечательные вы, которые приходите в десятые классы, могут выбрать и перевыбрать направление и часть предметов. Но было бы значительно круче, если бы к этому добавилось опция выбора не только направления, предмета и уровня изучения, а всей программы в двухлетнем цикле изучения. Вот один десятиклассник в сентябре говорит: «Друзья мои, я очень люблю биологию и Антона Александровича Моручкова, но у меня своя траектория. Можно я пройду это за первое полугодие десятого класса, я смогу?». А другой скажет по-другому.
Есть идея подготовки к предложению выбора формата обучения: оффлайн, смешанный, онлайн. Мы думали об этом давно, но в очном режиме это невозможно сделать. Но штука в том, чтобы самостоятельно выбирать, с какой скоростью идти, и потом, наверное, эту скорость менять… Это жутко интересная задача, но пока видится огромное количество сложностей.
Если предоставить такой выбор, то уменьшится количество тех, кто все уроки будет брать оффлайн. Это значит, освободятся аудитории. тогда мы сможем переориентировать учебные площади Лицея. Мы примерно прогнозируем, что может освободиться до 25% аудиторий. Но это опять сложности: первая пара очная, вторая дистант… Мы, к сожалению, находимся в тех реалиях, в которых находимся. И если вы видели, новые школы, которые строятся, – это уже другие пространства. Поэтому идея в том, чтобы, как только освободятся эти аудитории, сломать стены. Потому что я должен выйти из кабинета и иметь место, где можно спокойно сесть и позаниматься онлайн, речь о коворкинговых зонах и т.п.
Идеальная картина выглядит так: n-ное количество лицеистов учится онлайн и периодически приходит, n-ное количество учится оффлайн и с разной скоростью проходит курсы. Лицей представляет из себя полуучебные аудитории, полуковоркинговые, и так далее.
Получается, что у нас в расписании могут стоять разные вещи: факультативы, кружки, обязательные предметы. И мы наконец-то можем не слишком уставшими в 6 часов вечера проводить мероприятия, а заниматься этим уже с утра в этих же коворкингах, а потом пойти на занятия. Это пока такая мифологическая картинка, но она меня сильно заводит. Если план нам удастся, мне кажется, это будет очень крутая история. Мы будем к ней двигаться.
Если про человека, то я бы, наверно, назвал две вещи: про себя и про семью. Про себя: с каждым годом всё больше понимаю, что очень часто успех зависит в большей степени не от того, насколько ты умный или общительный, а от того, есть ли у тебя энергия. Если у тебя есть энергия по отношению того, что ты делаешь, значит, всё идёт правильно. Как только её нет (ты не можешь больше идти на работу, ноги не идут, лента листается), – это плохой признак. У меня такое бывает с достаточно нервной и большой историей Лицея. И я на этот год поставил задачу: пытаться понять, когда это происходит. Когда происходит ситуация «горшочек, не вари», всё становится серым, не таким, и я с ужасом вижу влияние этого на других людей. И стараться понять, можно ли что-то с этим делать. Такая задача исследовательская для меня.
- Можно ли назвать это выгоранием?
- Может быть. Я тоже про это думал. Когда я задаю себе вопрос: «Готов ли ты отказаться от этого места и от того, что здесь происходит?», - ответ однозначно отрицательный. Но при этом есть моменты, когда в определённой точке тебе мало что хочется.
Про семью другое. У меня двое сыновей: один уже закончил Вышку, другой сейчас в девятом классе. Он пробовал поступить в Лицей и не поступил. И предполагал, что так будет, потому что он не блистает в учёбе. Плюс, несмотря на все мои рассказы, он был не совсем уверен, что это для него, понимал, что может не потянуть, потому что это тяжело. И у меня, конечно, к этому сложное отношение. Но так – значит так, и поэтому для меня как отца в данном случае встаёт очень сложный вопрос про девятый класс: как его прожить и что делать дальше. Это задача личная и достаточно болевая тоже. Многие ребята знают, что Лицей не для всех. У меня есть такое предположение, что, может быть, мой сын не совсем академического, интеллектуального знания. Тогда есть другой путь – практический, умелый. И действительно, судя по статистике в Москве, очень большое количество хороших ребят поступают в колледжи. Это другой путь. Что про него, как попробовать вместе с ним найти, чтобы его заколбасило – вот это важная задача. Если идти куда-то, то надо понять куда. Мы много про это разговаривали. И это моя личная задача. Она связана не буквально со мной, а с моим самым близким окружением.
- Последний вопрос – напутствие лицеистам. В том числе одиннадцатым, нам нужна удача.
- Наверно, всё-таки одиннадцатым. Потому что девятые-десятые – а-ля напутствие новичкам, всё-таки одиннадцатые – это, конечно, другое. Мы всегда размышляем о том, в чём должен выражаться результат учёбы в Лицее. Отчасти результат точно должен быть утилитарный, – надо затащить олимпиады, хорошо сдать ЕГЭ, быть высоко в рейтинге, – это понятно.
И вот здесь вступает в силу история про то, что называют Well-being, так называемое социальное самочувствие. Если упрощать, то это то, «насколько счастливы вы здесь». Насколько часто Вы здесь улыбаетесь, насколько много у Вас социальных контактов, испытываете ли Вы драйв от этого места, насколько Вы этот сложный год проводите так, чтобы это была жизнь, а не предсостояние перед просмотром балла ЕГЭ?.
Я бы точно хотел пожелать вам и попросить вас сделать всё, чтобы вы ощущали эти дни, чувствовали, как каждый из них ценен, что они должны приносить не только пятёрку, но и кайф. И мне кажется, это невозможно без того, что у Вас здесь есть близкие люди: это может быть группа, тусовка, кто-то один очень значимый для вас. Но обязательно должен быть уровень близости, откровенности.
Моя гипотеза в том, что без социального самочувствия не получается. Поэтому пожелание: не готовиться к жизни, а жить, и не только ради результата, который, несомненно, нужен, но и с тем, что если вдруг кто-то из выпускников этого года поймёт, что в десятом классе он не нашёл себе близкого человека или людей в Лицее, то я бы попросил его поставить себе задачу – найти таких людей. Мне кажется, это очень важно. Точно должны быть люди, которым ты позвонишь. Если никто не возникает в памяти при этой мысли – это задача. Надо вылезти из окопа, пойти и что-то делать. Оно появится, но не свалится просто так. То, что у меня этого нет, не значит, что я плохой. Огромный плюс Лицея – в многообразии людей: шансы увеличиваются.
Про счастье, «перестать страдать» и неизбежные изменения
- Вы сказали, что счастье – это достаточно сложное понятие. Как Вы можете охарактеризовать его?
- Мне кажется, что его не надо характеризовать. Не надо пробовать находить определения. Частичное определение – это наличие энергии. Если она есть, значит, меня не гложат мысли, не раздражают люди вокруг. Мне кажется, что этого достаточно. И выстраивание идеалистических конструкций «что мне нужно для полного счастья» непродуктивно. Будет – супер, но главное – как я себя сейчас чувствую.
И ещё одно наставление: мне кажется, надо перестать страдать. Потому что когда я начинаю говорить, как всё плохо, это де-факто закрывает мою энергию. Я всё больше стал в себе замечать, что напрягаюсь в отношении вечно страдающих людей. Ну сделай что-нибудь! Если ничего действительно не помогает решить проблему – это одно дело. Но если человек постоянно бездействует и жалуется на жизнь – тогда нужно менять стратегию.
Интервью взяла Влада Афанасьева
Текст подготовила Анастасия Зеленцова